 |
ЖУРНАЛ «ОК!»: Мы пригласили ЧУЛПАН ХАМАТОВУ, ее коллегу по благотворительному фонду «Подари жизнь» АРТУРА СМОЛЬЯНИНОВА, а также ИНГЕБОРГУ ДАПКУНАЙТЕ и ТАТЬЯНУ ДРУБИЧ, представляющих фонд «Вера», чтобы поговорить о том, зачем нужно помогать тем, кто оказался в безвыходной ситуации, почему это касается каждого и отчего именно в России благотворительность вызывает столько вопросов и подозрений.
Так вышло, что при словосочетании «благотворительность в России» у многих в голове сразу возникает образ обнявшихся актрис Чулпан Хаматовой и Дины Корзун. За последние несколько лет мы бессчетное количество раз видели этот образ на рекламных щитах, обложках журналов, коробках для мелочи в супермаркетах. Благодаря Дине и Чулпан их благотворительный фонд «Подари жизнь» стал в России самым известным. У кого-то столь настойчивый пиар даже стал вызывать неприятие. Мы решили спросить у Чулпан и ее коллег, почему в нашей стране, чтобы собрать деньги для больных детей, нужны известные лица.
Чулпан. Если выйдет номер с заголовком «Поговорим о благотворительности» и будут стоять неизвестные люди, а не Артур в окружении трех актрис, вряд ли этот номер будут покупать и читать. К сожалению. В нашей стране нет традиции, связанной с благотворительностью.
Артур: Благотворительность, как и многое другое, в советский период была убита.
Чулпан: В 90-е годы возрождение благотворительности было дискредитировано нечестными личностями, которые использовали ее как предлог для финансовых махинаций. И нам сейчас приходится выращивать ее заново. Люди известные, отдавая свои имена тому или иному фонду, предлагают некую гарантию того, что фонд честный.
Ингеборга: Самое главное, мы пытаемся донести до людей саму идею благотворительности, которая в России молода, как молода наша страна. В Советском Союзе, где выросло большинство из нас, понятия такого не было. И по ходу нам приходится отвечать на множество вопросов: зачем нужна благотворительность как таковая, почему государство не может всем заниматься и так далее.
Артур. В Советском Союзе не было проблем, все были счастливы и здоровы... Зачем помогать, если все счастливы и здоровы? А если что, поможет Сталин, поможет партия. А поскольку большую часть населения нашей страны по-прежнему составляют люди старшего поколения, то мы пытаемся разрушить этот стереотип и объяснить, что без взаимопомощи ничего не происходит, не получается само по себе. Мы все родились обычными мальчиками и девочками, никто не прочил нам яркой судьбы. И всем нам встречались какие-то люди, которые в нужный момент помогли добрым советом, вниманием, теплом, заботой. Мне кажется, что весь мир только на этом — на добре и внимании друг к другу — и держится.
Очень интересный вопрос Ингеборга подняла на самом деле. Почему государство не может помогать тем, кому помощь требуется? Зачем нужны благотворительные фонды?
Артур: Посмотрите, что происходило в Японии после цунами. Японцы снижали цены на продукты, раздавали бесплатную воду, готовы были стоять в очередях. Все они ощущают себя государством, каждый из них. А у нас люди в основном ощущают себя квартирантами. Мне, например, очень не нравится, когда люди говорят: «Валить надо отсюда, тут все плохо». Конечно, никогда хорошо здесь не будет, если все так будут думать. Надо наконец перестать ощущать себя квартирантами и осознать, что это твоя страна. И что все мы, известные люди и неизвестные, конструкторы, врачи, воспитатели детского сада, все вместе мы — государство. Другое дело, что люди, которые нами управляют, каждый день пытаются дать нам понять, что это не так, что мы — это одно, а они — совсем другое. Но не надо с этим соглашаться.
Чулпан. Да, ты права. Не надо забывать, что мы – часть этого государства, нужно обращаться к власти, проявлять, если надо, настойчивость. И тогда добиться можно очень многого. Наши врачи были очень настойчивы в попытках достучаться до власти, и вот результат — новый Центр детской гематологии. Расскажу, как это произошло. В 2005 году у нас лечился мальчик Дима Рогачев, лечился тяжело. В какой-то момент стало понятно, что лечение ему не по может. Все старались сделать так, чтобы все Димины желания сбывались. А главным его желанием было поесть блинов с президентом Путиным, о чем он даже написал президенту в письме. Те люди, которые старались выполнить Димины желания, это письмо адресату передали. Чего мы ждали? Максимум, что президент пришлет Диме в ответ открытку или подарок. Но президент приехал к Диме сам — с блинами, вареньем и сгущенкой. Приехав в больницу, он прошел этими жуткими облупившимися коридорами, познакомился с врачами, с удивительным доктором, которая тогда была заведующей отделением, где лечился Дима, — Галиной Анатольевной Новичковой. Он узнал о том, что дети иногда месяцами ждут очереди, чтобы лечь в клинику, что нужна большая современная больница, где будут лечиться дети с заболеваниями крови. Президент услышал врачей. И вот результат: 1 июня будет торжественно открыта огромная, красивая, самая современная в Европе и самая лучшая в стране клиника — Центр детской гематологии. Без участия государственной власти этого бы не случилось.
Артур: И все равно люди у нас привыкли, что государство далеко и высоко, а благотворительные организации близко. И таким организациям люди верят больше, чем государству. Особенно если их представляют известные люди. Получается, что у нас благотворительность без участия звезд не работает. Мне бы хотелось помогать кому-то тихо, но приходится этим заниматься «громко». Мне от этого бывает очень некомфортно.
Татьяна: Да, неприятно, даже неловко это афишировать и привлекать к себе внимание. Благотворительностью вообще я не собиралась заниматься, вышло случайно. Всегда понимала только конкретную помощь, а в абстрактные добрые дела не очень верила. Но познакомилась с гениальным человеком — Верой Васильевной Миллионщиковой, которая создала первый московский хоспис и предложила мне войти в попечительский совет фонда «Вера». Она решила, что я им подхожу — как артистка, врач и человек. Надеюсь, она не ошиблась.
Ингеборга: А у меня свое мнение на этот счет. Я ничего плохого не вижу в том, что популярные люди собирают деньги и отдают их тем, кого необходимо спасти. При этом я уверена, что в России есть люди, которые делают добро молча, тихо, и мы об этом не знаем.
Артур: Есть. И добро в основном делают они. А мы видим лишь верхушку этого айсберга, и то не всегда. Например, до работы в фонде я и не представлял, как много бабушек ежемесячно отчисляют со своих крошечных пенсий по 100 или 200 рублей на помощь детям. Когда говорят, что благотворительность держится на звездах, я думаю, что, может, она все же держится на этих бабушках.
Вот таким людям не нужен никакой импульс извне, они и так делают то, что нужно. А мы приманка для тех, кто пока еще не пришел к пониманию того, что другим нужно помогать. У нас есть необходимость продавать себя таким образом: участвовать в акциях, сниматься на обложки журналов. Но многим кажется, что мы таким образом пиаримся, и это у многих вызывает идиосинкразию. Вот поэтому нам так не хочется это делать. Ведь слово «благотворительность» подразумевает, что ты делаешь что-то хорошее, не имея ничего взамен. А сейчас так получается, будто мы под соусом благотворительности получаем какие-то дивиденды.
Ингеборга: Это как раз та самая цель, которая оправдывает средства. Пускай Чулпан имеет с этого пиар, но за этот пиар сколько детей выздоровело! Какая разница, что говорят: Я согласен, что важен результат. Но я считаю, что и внутренний мотив важен.
Чулпан: Если тебе дают 1 ООО или 100 000 долларов, ты спрашиваешь, по каким мотивам?
Артур: Нет, я хватаю и бегу.
Чулпан: О чем я и говорю.
А какие цели мы преследуем? Вот мы сейчас сидим, разговариваем, люди купят этот номер... Чего мы хотим? Чтобы они больше узнали об этом? Чтобы задумались? Чтобы перевели деньги?
Артур: Я считаю, что, когда речь заходит о благотворительности, дело не в деньгах...
Чулпан: И в них тоже. Особенно когда лечение стоит 100 000 евро...
Артур: Поймите, дело в позыве, во внутренней потребности совершать добро. Если у тебя есть деньги, ты будешь давать деньги, если игрушки — будешь давать игрушки.
Чулпан: Извини, но у нас 80% бизнесменов делают так добро. Привозят 101 грузовик с игрушками в детский дом, и на этом все заканчивается. А если у детей в детдоме больные зубы и не на что их вылечить? Должна быть еще информация о том, кому и какая помощь нужна.
Татьяна: Конечно, хотелось бы, чтобы было как в Европе, где, говорят, 90% граждан ежемесячно перечисляют на благотворительность посильную для каждого сумму. Для них это норма. То ли оттого, что жизнь другая, то ли сами они иначе устроены. В любом случае там эта система может работать и без участия знаменитостей. Вот к чему надо бы стремиться.
Ингеборга: В Англии есть огромная разветвленная сеть благотворительных магазинов, куда люди приносят свои вещи. Работающие там волонтеры их продают, а прибыль идет на добрые дела. Это отлаженная система, которая работает по всей стране. Нам бы тоже не помешали такие магазины, но это все надо создавать практически с нуля.
Татьяна: Хотите случай из жизни? На одном из наших благотворительных мероприятий подходит ко мне ухоженный такой дядечка и с укором говорит: «Вы зачем этим занимаетесь? Ваша благотворительность нарушает баланс в природе». «А я думала, мы его восстанавливаем», — ответила я. Но он не унялся: «Должны быть и больные, и умирающие, и страдающие». Представляете? Школьные уроки про естественный отбор усвоены на всю его несчастную жизнь. А людей с такими представлениями ведь немало.
Артур: Я тоже расскажу историю. Стоял благотворительный стенд в одном торговом центре, и совершенно случайно я шел в одну сторону, а женщина, ее муж и ребенок — в другую. И проходя мимо, она произносит: «Подари жизнь... забери жизнь... фигня какая-то» и идет дальше. Дай бог, чтобы у них никогда в жизни ничего не случилось, пусть этот ребенок вырастет здоровым, прекрасным, сильным. Но кем он вырастет у такой мамаши?
Какая проблема в нашей стране для обычного человека? Вот ему показали по телевизору больного ребенка, печальные глаза, и написано: «Перечисляйте на счет такой-то и такой-то». Первая мысль: куда пойдут эти деньги? Как отличить честные фонды от тех, которые просто воруют?
Чулпан: У честных фондов обязательно есть свой сайт, на котором указаны юридический и физический адрес, телефон, по которому можно позвонить и задать все вопросы. На сайте честного фонда всегда можно увидеть, на что именно собираются деньги и как они тратятся. Такие фонды должны объединяться. Например, наши фонды — «Вера» и «Подари жизнь», другие фонды, с которыми мы сотрудничаем, соединены в одну цепочку. Мы находимся в одной структуре, в одной сети. Я думаю, она будет развиваться.
Татьяна: Вообще это прекрасно, когда первый вопрос человека — на что пойдут деньги? Это значит, что у него не такой уж бедлам в голове. И хорошо, что не постеснялся задать такой вопрос.
Чулпан: Нельзя давать деньги как попало — это закон сегодняшнего времени. Я хочу вернуться к теме магазинов, о которых говорила Ингеборга. Мы не можем открыть такой магазин. В отличие от всех цивилизованных стран благотворительные организации в России не могут заниматься продажей мелких сувениров, открыток, подержанной одежды и тому подобного без уплаты налогов. Мы не можем продавать значки, майки, поделки наших детей и даже билеты на собственные концерты. Есть еще масса ограничений, осложняющих работу благотворительных фондов. Все эти ограничения создаются властью из опасения, что мошенники будут использовать НКО — некоммерческие организации — для личного обогащения, а в итоге перекрывают кислород всем. Я считаю, что фонды, прошедшие проверку, должны быть освобождены от таких ограничений. Чтобы к этому прийти, надо наладить систему оценки и контроля фондов — и властью, и простыми людьми.
Если говорить о фонде «Вера», то многие люди даже не понимают, чем вы занимаетесь. Сегодня не все знают, что такое хоспис. В Америке знают, а у нас нет.
Ингеборга: Часть нашей работы состоит как раз в том, чтобы объяснять, что такое хоспис и почему люди привозят туда своих родных. Что это помощь не только человеку, который умирает, но и его родным, потому что уход за умирающим — это огромная физическая и психологическая нагрузка, которая не всем по силам. Хоспис существует для того, чтобы помочь человеку достойно уйти из жизни. В идеальном мире было бы прекрасно, чтобы каждый человек умирал у себя в прекрасной квартире, дома, окруженный детьми и внуками. Но жизнь не такова и не все болезни таковы. И не все обезболивающие средства свободно продаются в аптеке. И не всегда последние дни лучше проводить дома.
Чулпан: Наверное, людям, дочитавшим до этого места, уже не по себе. У нас в стране не привыкли говорить о смерти, как будто ее нет и умирающие не нуждаются в заботе.
Ингеборга: Есть правда, которую я скажу, и вы не сможете мне возразить: все умрут. Вопрос, как говорил Камю, только времени и терпения. Мы помогаем людям, которые помогают тем, кто умирает.
Чулпан: А некоторые благотворители так помогать не готовы. Потому что они непременно хотят увидеть результат своей помощи в виде выздоровевшего взрослого и ребенка. Видимо, таким людям непонятно, что помощь умирающему не менее важна, чем помощь выздоравливающему! При этом даже в таком месте, как хоспис, случаются настоящие чудеса исцеления. Такой случай был с одним нашим мальчиком. Его привезли в хоспис ночью, неизлечимо больного, истощенного, в коме... Причем родители до последнего отказывались от переезда в хоспис, потому что не готовы были смириться с мыслью об уходе сына. Родители были измучены не меньше, чем мальчик, вся семья находилась на грани. В хосписе, куда приняли не только мальчика, но и предоставили комнату для его близких, родители выспались, отдохнули, ведь теперь об их ребенке было кому позаботиться, причем профессионально. Эта забота оказалась настолько благотворной для мальчика, что в один прекрасный день он очнулся…
Артур: И попросил шашлык
Чулпан: Да-да, именно с этими словами он вышел из комы. Он сказал «хочу шашлык» на чистом русском языке, хотя до приезда в Москву по-русски не говорил. Это была безнадежная история, история конца. Но ребенок выздоровел, сейчас он с родителями живет в Германии. Это чудо. И возникает вопрос: должен быть этот шанс у ребенка или его не должно быть?
Артур: Надо спросить у его родителей. И чтобы ответ услышали люди, которые спрашивают, зачем помогать пациентам хосписа.
Татьяна: Такие чудеса случаются, к сожалению, редко. Но мы говорим, что хоспис — это достойная жизнь до конца, когда на достоинство уже нет никаких сил. Многие наши пациенты признаются, что жизнь они прожили хуже, чем последние дни в хосписе. Там же столько внимания, любви, неподдельной заботы.
Татьяна, вы сказали, что попали в фонд «Вера» случайно. Но ведь часто люди приходят в благотворительность, сталкиваясь с трагедией в своей собственной жизни. Многие фонды учреждают люди, которые сами столкнулись с несчастьем, например потеряли ребенка из-за какой-то болезни…
Чулпан: Вот история Галины Чаликовой, директора фонда «Подари жизнь». У нее тяжело заболела мама. Это было начало 90-х, вы знаете, что у нас тут творилось. Маме могли помочь в Германии, но стоило это безумных денег. Галина ходила по компаниям, по людям, многие откликнулись, она увезла маму в Германию, но было поздно, и мама умерла. И тогда Галя решила, что она жизнь посвятит тому, чтобы ни к кому — ни к детям, ни к родителям — помощь не пришла поздно. И чтобы родителям не пришлось ходить, обивать пороги и просить деньги на спасение собственных детей.
Татьяна: Мне кажется, что побуждения для благотворительности могут быть самые разные. Необязательно личная трагедия, но личная потребность заниматься этим должна быть непременно. Если же ее нет, не стоит себя принуждать — ничего хорошего из этого не выйдет. Веры Васильевны Миллионщиковой с нами уже нет, но она многому нас научила. Оказалось, что, если понятия добра и зла не перепутаны, если в голове и душе все правильно, можно в одном отдельно взятом месте сделать то, чего нет в стране больше нигде. Многие хотят помогать в хосписе, но не все из них подходят. Некоторые приходят, чтобы решить какие-то свои проблемы, кто-то что-то доказать или себя испытать... Но благотворительность не может держаться только на личных мотивах или энтузиазме. Желание помогать ближнему должно стать для нас естественным делом. Каким оно и было во все времена. Для этого надо знать историю великих, вроде Нансена, и истории самых обыкновенных и благородных людей.
Артур: В благотворительность не надо «приходить», ее надо почувствовать. Если у человека нет естественной потребности помогать, если она спит, то знает он о фондах — не знает, ему будет параллельно...
Чулпан: Таких людей нет.
Артур: Есть.
Чулпан: Нет людей, у которых не было бы внутренней потребности помогать, что-то давать другим. Даже наши подопечные, полностью находящиеся на нашем обеспечении, у которых ничего нет — ни денег, ни сил, — изможденные болезнью, которым мы помогаем с лекарствами, с жильем, с одеждой, и те пытаются нам что-то дать взамен. Мамы постоянно зазывают на обед в больничные кухни наших сотрудников и волонтеров. У всех нас квартиры увешаны подарками от наших детей — рисунками, поделками... Наш подопечный мальчик Паша, потеряв от болезни зрение, научился вязать и вязал носки, жилетки и даже свитера для сотрудников и волонтеров фонда, которые до сих пор их носят и согреваются их теплом. Я убеждена, что те, кто отказывается помогать другим, — это закомплексованные люди, которые в собственных страхах не знают ответов на свои вопросы. А потребность помогать и быть соучастником доброго дела есть у всех. Просто данность мира, в котором мы живем, сделала все, чтобы атрофировать это состояние. С людьми надо разговаривать, объяснять — подробно, доступным языком, что помощь нужна, говорить, какая именно помощь и кому, быть доказательными, отчитываться, куда тратятся деньги, и тогда люди будут менять свое отношение. (Артуру.) И эта женщина в кинотеатре, если бы ты подошел к ней, взял бы ее за руку, рассказал бы в нескольких словах, что это за фонд, она бы совершенно поменяла свое отношение.
Ингеборга: Действительно, большая часть нашей работы — просветительская. Но еще надо сказать кое-что очень важное, чтобы внести ясность в ситуацию. Есть известные люди, которые работают с фондами; есть святые люди, такие как Вера Васильевна Миллионщикова; есть сотрудники фондов, которые работают за зарплату, потому что работу эту должны выполнять профессионалы. А все остальные не обязаны заниматься благотворительностью круглые сутки, но они тоже могут в ней участвовать — по мере своих сил и возможностей.
Чулпан: Вот именно! Я очень хочу попросить всех, кто читает эту статью, и всех, кто еще сомневается, помогать другим или нет, не бояться помогать. Помогать не страшно и совсем не трудно. Во всяком случае, мы, представители фондов, делаем все, чтобы помогать было легко. Можно пойти в Сбербанк и сделать пожертвование оттуда. Если нет времени стоять в очереди, можно сделать пожертвование через платежный терминал. Нет желания выходить из дома, можно перечислить деньги через сайт фонда. Наш фонд, например, предоставляет такую возможность. Пожалуйста, не гасите в себе желание помогать другим, а уж способ, как это сделать, найдется. Нуждающихся в помощи можно найти, просто посмотрев вокруг. А если вы не можете решить, кому ваша помощь нужнее всего, обращайтесь в благотворительные фонды, ведь именно они связывают тех, кто готов помочь, и тех, кому эта помощь нужна.
Ингеборга: Часть нашей работы состоит как раз в том, чтобы объяснять, что такое хоспис и почему люди привозят туда своих родных. Что это помощь не только человеку, который умирает, но и его родным, потому что уход за умирающим — это огромная физическая и психологическая нагрузка, которая не всем по силам. Хоспис существует для того, чтобы помочь человеку достойно уйти из жизни. В идеальном мире было бы прекрасно, чтобы каждый человек умирал у себя в прекрасной квартире, дома, окруженный детьми и внуками. Но жизнь не такова и не все болезни таковы. И не все обезболивающие средства свободно продаются в аптеке. И не всегда последние дни лучше проводить дома.
Чулпан: Наверное, людям, дочитавшим до этого места, уже не по себе. У нас в стране не привыкли говорить о смерти, как будто ее нет и умирающие не нуждаются в заботе.
Ингеборга: Есть правда, которую я скажу, и вы не сможете мне возразить: все умрут. Вопрос, как говорил Камю, только времени и терпения. Мы помогаем людям, которые помогают тем, кто умирает.
Чулпан: А некоторые благотворители так помогать не готовы. Потому что они непременно хотят увидеть результат своей помощи в виде выздоровевшего взрослого и ребенка. Видимо, таким людям непонятно, что помощь умирающему не менее важна, чем помощь выздоравливающему! При этом даже в таком месте, как хоспис, случаются настоящие чудеса исцеления. Такой случай был с одним нашим мальчиком. Его привезли в хоспис ночью, неизлечимо больного, истощенного, в коме... Причем родители до последнего отказывались от переезда в хоспис, потому что не готовы были смириться с мыслью об уходе сына. Родители были измучены не меньше, чем мальчик, вся семья находилась на грани. В хосписе, куда приняли не только мальчика, но и предоставили комнату для его близких, родители выспались, отдохнули, ведь теперь об их ребенке было кому позаботиться, причем профессионально. Эта забота оказалась настолько благотворной для мальчика, что в один прекрасный день он очнулся…
Артур: И попросил шашлык
Чулпан: Да-да, именно с этими словами он вышел из комы. Он сказал «хочу шашлык» на чистом русском языке, хотя до приезда в Москву по-русски не говорил. Это была безнадежная история, история конца. Но ребенок выздоровел, сейчас он с родителями живет в Германии. Это чудо. И возникает вопрос: должен быть этот шанс у ребенка или его не должно быть?
Артур: Надо спросить у его родителей. И чтобы ответ услышали люди, которые спрашивают, зачем помогать пациентам хосписа.
Татьяна: Такие чудеса случаются, к сожалению, редко. Но мы говорим, что хоспис — это достойная жизнь до конца, когда на достоинство уже нет никаких сил. Многие наши пациенты признаются, что жизнь они прожили хуже, чем последние дни в хосписе. Там же столько внимания, любви, неподдельной заботы.
Татьяна, вы сказали, что попали в фонд «Вера» случайно. Но ведь часто люди приходят в благотворительность, сталкиваясь с трагедией в своей собственной жизни. Многие фонды учреждают люди, которые сами столкнулись с несчастьем, например потеряли ребенка из-за какой-то болезни…
Чулпан: Вот история Галины Чаликовой, директора фонда «Подари жизнь». У нее тяжело заболела мама. Это было начало 90-х, вы знаете, что у нас тут творилось. Маме могли помочь в Германии, но стоило это безумных денег. Галина ходила по компаниям, по людям, многие откликнулись, она увезла маму в Германию, но было поздно, и мама умерла. И тогда Галя решила, что она жизнь посвятит тому, чтобы ни к кому — ни к детям, ни к родителям — помощь не пришла поздно. И чтобы родителям не пришлось ходить, обивать пороги и просить деньги на спасение собственных детей.
Татьяна: Мне кажется, что побуждения для благотворительности могут быть самые разные. Необязательно личная трагедия, но личная потребность заниматься этим должна быть непременно. Если же ее нет, не стоит себя принуждать — ничего хорошего из этого не выйдет. Веры Васильевны Миллионщиковой с нами уже нет, но она многому нас научила. Оказалось, что, если понятия добра и зла не перепутаны, если в голове и душе все правильно, можно в одном отдельно взятом месте сделать то, чего нет в стране больше нигде. Многие хотят помогать в хосписе, но не все из них подходят. Некоторые приходят, чтобы решить какие-то свои проблемы, кто-то что-то доказать или себя испытать... Но благотворительность не может держаться только на личных мотивах или энтузиазме. Желание помогать ближнему должно стать для нас естественным делом. Каким оно и было во все времена. Для этого надо знать историю великих, вроде Нансена, и истории самых обыкновенных и благородных людей.
Артур: В благотворительность не надо «приходить», ее надо почувствовать. Если у человека нет естественной потребности помогать, если она спит, то знает он о фондах — не знает, ему будет параллельно...
Чулпан: Таких людей нет.
Артур: Есть.
 |
Ингеборга: Действительно, большая часть нашей работы — просветительская. Но еще надо сказать кое-что очень важное, чтобы внести ясность в ситуацию. Есть известные люди, которые работают с фондами; есть святые люди, такие как Вера Васильевна Миллионщикова; есть сотрудники фондов, которые работают за зарплату, потому что работу эту должны выполнять профессионалы. А все остальные не обязаны заниматься благотворительностью круглые сутки, но они тоже могут в ней участвовать — по мере своих сил и возможностей.
Чулпан: Вот именно! Я очень хочу попросить всех, кто читает эту статью, и всех, кто еще сомневается, помогать другим или нет, не бояться помогать. Помогать не страшно и совсем не трудно. Во всяком случае, мы, представители фондов, делаем все, чтобы помогать было легко. Можно пойти в Сбербанк и сделать пожертвование оттуда. Если нет времени стоять в очереди, можно сделать пожертвование через платежный терминал. Нет желания выходить из дома, можно перечислить деньги через сайт фонда. Наш фонд, например, предоставляет такую возможность. Пожалуйста, не гасите в себе желание помогать другим, а уж способ, как это сделать, найдется. Нуждающихся в помощи можно найти, просто посмотрев вокруг. А если вы не можете решить, кому ваша помощь нужнее всего, обращайтесь в благотворительные фонды, ведь именно они связывают тех, кто готов помочь, и тех, кому эта помощь нужна.
